Юлия Друнина

Юлия Друнина (1924 — 1991)

Позови меня

* * *

Всё говорим:

“Бережём

Тех, кого любим,

Очень”.

И вдруг полоснём,

Как ножом,

По сердцу —

Так, между прочим.

Не в силах и объяснить,

Задумавшись над минувшим,

Зачем обрываем нить,

Которой связаны души.

Скажи, ах, скажи —

Зачем?..

Молчишь,

Опустив ресницы.

А я на твоём плече

Не скоро смогу забыться.

Не скоро растает снег,

И холодно будет долго...

Обязан быть человек

К тому, кого любит,

Добрым.

* * *

Недостойно сражаться с тобою,

Так любимым когда-то —

Пойми!..

Я сдаюсь,

Отступаю без боя.

Мы должны оставаться людьми.

Пусть, доверив тебе свою душу,

Я попала в большую беду.

Кодекс чести

И здесь не нарушу —

Лишь себя упрекая,

Уйду...

* * *

Любовь ушла,

Изранена двумя.

Её в объятья

Приняли другие...

И с той минуты

Мучает меня

По оскорблённой гостье

Ностальгия.

Любовью ностальгию

Не зови —

Пора нам стать

Добрее и мудрее.

Сам знаешь,

Что пожарища любви

Не освещают душу

И не греют...

* * *

Чтоб человек от стужи не застыл,

Не засосал его житейский омут,

Обязан он иметь надёжный тыл,

Где перевяжут, обогреют —

дома.

Любовью оградят его от бед,

Что, словно мины, ставит нам эпоха.

А если этакого тыла нет,

Ему, как раненному

На нейтралке,

Плохо...

СОЧЕТАНИЕ

Он застенчив и сдержан,

Ты болтлива, резва.

Он — хорошая музыка,

Ты — пустые слова.

Как случилось, что вроде

Мило смотритесь вместе?

Не словами — мелодией

Покоряет нас песня...

Как объяснить?

Как объяснить слепому,

Слепому, как ночь, с рожденья,

Буйство весенних красок,

Радуги наважденье?

Как объяснить глухому,

С рожденья, как ночь, глухому,

Нежность виолончели

Или угрозу грома?

Как объяснить бедняге,

Рождённому с рыбьей кровью,

Тайну земного чуда,

Названного Любовью?

* * *

Не встречайтесь с первою любовью,

Пусть она останется такой —

Острым счастьем, или острой болью,

Или песней, смолкшей за рекой.

Не тянитесь к прошлому, не стоит —

Всё иным покажется сейчас...

Пусть навеки самое святое

Неизменным остаётся в нас.

* * *

Пахнет лето

Земляникой спелой —

Снова реки

Повернули вспять...

Снова сердце

К сердцу прикипело —

Только с кровью

Можно оторвать.

Пахнет лето

Земляникой спелой.

Скоро осень

Загрустит опять.

Может, это времечко

Приспело —

Уходить,

От сердца отрывать?

* * *

О нет, любовь не измеряют стажем,

Она не терпит директивных мер.

Любовь бывает мимолётной даже —

Ромео и Джульетта, например...

* * *

Стал холоден мой тёплый старый дом.

Как батарея, доброта остыла.

И губы произносят лишь с трудом

Привычное, простое слово “милый”.

Но невозможно жить без теплоты,

И я не очень чётко понимаю,

Как этот холод переносишь ты —

Неужто веришь возвращенью мая?

* * *

Большой ребёнок ты,

Но я не кукла всё же —

Своей судьбой

Распоряжусь сама.

Никто на свете

Никому не должен —

Ведёт лишь компас

Сердца и ума.

Благодарю за счастье.

А за горе

Бессмысленно и глупо

Упрекать...

Боль взрослых

Убаюкивают годы,

Как малышей

Баюкает кровать.

* * *

Не бывает любви несчастной.

Может быть она горькой, трудной,

Безответной и безрассудной,

Может быть смертельно опасной.

Но несчастной любовь не бывает,

Даже если она убивает.

Только кто того не усвоит,

и счастливой любви не стоит...

* * *

И когда я бежать попыталась из плена

Глаз твоих, губ твоих и волос,

Обернулся ты ливнем и запахом сена,

Птичьим щебетом, стуком колес.

Все закрыты пути, все запутаны тропы —

Так за годом уносится год...

Я лечу в пустоту, перепутаны стропы —

Только дольше бы длился полет!

* * *

И не было встреч, а разлука

Как лезвие в сердце вошла.

Без зова вошла и без стука —

Умна, осторожна и зла.

Сказала я: "Сделай мне милость,

Исчезни! Так больно с тобой..."

"Нет, я навсегда поселилась,

Я стала твоею судьбой".

* * *

Мы любовь свою схоронили

Крест поставили на могиле.

"Слава Богу!" — сказали оба...

Только встала любовь из гроба,

Укоризненно нам кивая:

— Что ж вы сделали? Я живая!..

БЕЛЫЙ ФЛАГ

За спором — спор.

За ссорой — снова ссора.

Не сосчитать

Атак и контратак...

Тогда Любовь

Пошла парламентером —

Над нею белый

Заметался флаг.

Полотнище, конечно,

Не защита.

Но шла Любовь

Не опуская глаз

И, безоружная,

Была добита...

Зато из праха

Гордость поднялась.

ПОЗОВИ МЕНЯ

Позови меня!

Я все заброшу.

Январем горячим, молодым

Заметет тяжелая пороша

Легкие следы.

Свежие пушистые поляны.

Губы.

Тяжесть ослабевших рук.

Даже сосны,

           от метели пьяные,

Закружились с нами на ветру.

На моих губах снежинки тают.

Ноги разъезжаются на льду.

Бойкий ветер, тучи разметая,

Покачнул веселую звезду.

Хорошо,

       что звезды покачнулись,

Хорошо

      по жизни пронести

Счастье,

     не затронутое пулей,

Верность,

     не забытую в пути.

* * *

Стало зрение сердца

Острее,

Если сердце прошло

Через ад...

Дорогие,

Миритесь быстрее —

Не существенно,

Кто виноват.

Я прошу вас,

Давайте не будем

Рвать мосты за собой

Сгоряча...

Почему это

Близкие люди

Рубят прямо по душам

Сплеча?

Я прошу вас,

Поймите быстрее —

В битве душ

Победителей нет.

Стало зрение сердца

Острее

После всех испытаний

И бед.

* * *

Все зачеркнуть. И все начать сначала,

Как будто это первая весна.

Весна, когда на гребне нас качала

Хмельная океанская волна.

Когда все было праздником и новью —

Улыбка, жест, прикосновенье, взгляд...

Ах океан, зовущийся Любовью,

Не отступай, прихлынь, вернись назад!

* * *

                 А. К.

Как мы чисто,

Как весело жили с тобой!

Страсть стучала в виски,

Словно вечный прибой.

И была ты, любовь,

Полыхающим летом,

Пьяным маком

И огненным горицветом.

Ничего не могли

Друг от друга таить.

Разорвав повседневности

Серую нить,

Мы попали

В надежные цепи из роз,

Бурных ссор,

Примирений

И радостных слез.

А еще мы с тобой

Были в стане одном

В дни, когда все, казалось,

Летело вверх дном.

Вместе падали в пропасть,

Взлетали вдвоем.

Нас пытала эпоха

Мечом и огнем.

Пусть давно ты лежишь

Под могильной плитой.

Я осталась надежным товарищем

Той,

Что всегда твою память

И честь защитит,

Потому что любовь —

И оружье и щит.

ТЫ — РЯДОМ

Ты — рядом, и все прекрасно:

И дождь, и холодный ветер.

Спасибо тебе, мой ясный,

За то, что ты есть на свете.

Спасибо за эти губы,

Спасибо за руки эти.

Спасибо тебе, мой любый,

За то, что ты есть на свете.

Ты — рядом, а ведь могли бы

Друг друга совсем не встретить..

Единственный мой, спасибо

За то, что ты есть на свете!

* * *

Жизнь моя не катилась

Величавой рекою —

Ей всегда не хватало

Тишины и покою.

Где найдешь тишину ты

В доле воина трудной?..

Нет, бывали минуты,

Нет, бывали секунды:

За минуту до боя

Очень тихо в траншее,

За секунду до боя

Очень жизнь хорошеет.

Как прекрасна травинка,

Что на бруствере, рядом!

Как прекрасна!.. Но тишь

Разрывает снарядом.

Нас с тобой пощадили

И снаряды и мины.

И любовь с нами в ногу

Шла дорогою длинной.

А теперь и подавно

Никуда ей не деться,

А теперь наконец-то

Успокоится сердце.

Мне спокойно с тобою,

Так спокойно с тобою,

Как бывало в траншее

За минуту до боя.

ДВА ВЕЧЕРА

Мы стояли у Москвы-реки,

Теплый ветер платьем шелестел.

Почему-то вдруг из-под руки

На меня ты странно посмотрел —

Так порою на чужих глядят.

Посмотрел и — улыбнулся мне:

— Ну какой же из тебя

Солдат?

Как была ты, право,

На войне?

Неужель спала ты на снегу,

Автомат пристроив в головах?

Я тебя

Представить не могу

В стоптанных солдатских сапогах!..

Я же вечер вспомнила другой:

Минометы били,

Падал снег.

И сказал мне тихо

Дорогой,

На тебя похожий человек:

— Вот лежим и мерзнем на снегу,

Будто и не жили в городах...

Я тебя представить не могу

В туфлях на высоких каблуках...

* * *

Теперь не умирают от любви —

насмешливая трезвая эпоха.

Лишь падает гемоглобин в крови,

лишь без причины человеку плохо.

Теперь не умирают от любви —

лишь сердце что-то барахлит ночами.

Но "неотложку", мама, не зови,

врачи пожмут беспомощно плечами:

"Теперь не умирают от любви..."

* * *

Ты разлюбишь меня...

Если все-таки станется это,

Повториться не сможет

Наше первое смуглое лето —

Все в росе по колено,

Все в укусах крапивы...

Наше первое лето —

Как мы были глупы и счастливы!

Ты разлюбишь меня...

Значит, яростной крымской весною,

Партизанской весной

Не вернешься ты в юность со мною.

Будет рядом другая —

Вероятно, моложе, яснее,

Только в юность свою

Возвратиться не сможешь ты с нею.

Я забуду тебя.

Я не стану тебе даже сниться.

Лишь в окошко твое

Вдруг слепая ударится птица.

Ты проснешься, а после

Не сумеешь уснуть до рассвета...

Ты разлюбишь меня?

Не надейся, мой милый, на это!

* * *

Во второй половине двадцатого века

Два хороших прощаются человека —

Покидает мужчина родную жену,

Но уходит он не на войну.

Ждет его на углу, возле дома, другая,

Все глядит на часы она, нервно шагая:

Покидает мужчина родную жену —

Легче было уйти на войну!

* * *

В семнадцать совсем уже были мы взрослые —

Ведь нам подрастать на войне довелось...

А нынче сменили нас девочки рослые

Со взбитыми космами ярких волос.

Красивые, черти! Мы были другими —

Военной голодной поры малыши.

Но парни, которые с нами дружили,

Считали, как видно, что мы хороши.

Любимые нас целовали в траншее,

Любимые нам перед боем клялись.

Чумазые, тощие, мы хорошели

И верили: это на целую жизнь.

Эх, только бы выжить!.. Вернулись немногие.

И можно ли ставить любимым в вину,

Что нравятся девочки им длинноногие,

Которые только рождались в войну?

И правда, как могут не нравиться весны,

Цветение, первый полет каблучков,

И даже сожженные краскою космы,

Когда их хозяйкам семнадцать годков.

А годы, как листья осенние, кружатся.

И кажется часто, ровесницы, мне —

В борьбе за любовь пригодится нам мужество

Не меньше, чем на войне...

ЛЮБОВЬ

Опять лежишь в ночи, глаза открыв,

И старый спор сама с собой ведешь.

Ты говоришь:

—— Не так уж он красив! —

А сердце отвечает:

— Ну и что ж!

Все не идет к тебе проклятый сон,

Все думаешь, где истина, где ложь...

Ты говоришь:

— Не так уж он умен! —

А сердце отвечает:

— Ну и что ж!

Тогда в тебе рождается испуг,

Все падает, все рушится вокруг.

И говоришь ты сердцу:

— Пропадешь! —

А сердце отвечает:

— Ну и что ж!

БОЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ

Вздыхает ветер. Штрихует степи

Осенний дождик — он льет три дня...

Седой, нахохленный, мудрый стрепет

Глядит на всадника и коня.

А мокрый всадник, коня пришпоря,

Летит наметом по целине.

И вот усадьба, и вот подворье,

И тень, метнувшаяся в окне.

Коня — в конюшню, а сам — к бумаге.

Письмо невесте, письмо в Москву:

"Вы зря разгневались, милый ангел, —

Я здесь как узник в тюрьме живу.

Без вас мне тучи весь мир закрыли,

И каждый день безнадежно сер.

Целую кончики ваших крыльев

(Как даме сердца писал Вольтер).

А под окном, словно верный витязь,

Стоит на страже крепыш дубок...

Так одиноко! Вы не сердитесь:

Когда бы мог — был у ваших ног!

Но путь закрыт госпожой Холерой...

Бешусь, тоскую, схожу с ума.

А небо серо, на сердце серо,

Бред карантина — тюрьма, тюрьма..."

Перо гусиное он отбросил,

Припал лицом к холодку стекла...

О злая Болдинская осень!

Какою доброю ты была —

Так много Вечности подарила,

Так много русской земле дала!..

Густеют сумерки, как чернила,

Сгребает листья ветров метла.

С благоговеньем смотрю на степи,

Где он на мокром коне скакал.

И снова дождик, и снова стрепет —

Седой, все помнящий аксакал.

* * *

Не знаю, где я нежности училась, —

Об этом не расспрашивай меня.

Растут в степи солдатские могилы,

Идет в шинели молодость моя.

В моих глазах обугленные трубы.

Пожары полыхают на Руси.

И снова нецелованные губы

Израненный парнишка закусил.

Нет!

Мы с тобой узнали не по сводкам

Большого отступления страду.

Опять в огонь рванулись самоходки,

Я на броню вскочила на ходу.

А вечером над братскою могилой

С опущенной стояла головой...

Не знаю, где я нежности училась, —

Быть может, на дороге фронтовой...

* * *

Есть время любить,

Есть — писать о любви.

Зачем же просить:

"Мои письма порви"?

Мне радостно —

Жив на земле человек,

Который не видит,

Что времени снег

Давно с головой

Ту девчонку занес,

Что вдоволь хлебнула

И счастья, и слез...

Не надо просить:

"Мои письма порви!"

Есть время любить,

Есть — читать о любви.

* * *

                                              А. К.

Я люблю тебя злого, в азарте работы,

В дни, когда ты от грешного мира далек,

В дни, когда в наступленье бросаешь ты роты,

Батальоны, полки и дивизии строк.

Я люблю тебя доброго, в праздничный вечер,

Заводилой, душою стола, тамадой.

Так ты весел и щедр, так по-детски беспечен,

Будто впрямь никогда не братался с бедой.

Я люблю тебя, вписанным в контур трибуны,

Словно в мостик попавшего в шторм корабля, —

Поседевшим, уверенным, яростным, юным —

Боевым капитаном эскадры "Земля".

Ты — землянин. Все сказано этим.

Не чудом — кровью, нервами мы побеждаем

                                              в борьбе.

Ты — земной человек. И, конечно, не чужды

Никакие земные печали тебе.

И тебя не минуют плохие минуты —

Ты бываешь растерян, подавлен и тих.

Я люблю тебя всякого, но почему-то

Тот, последний, мне чем-то дороже других...

* * *

Забытая тетрадь. Истертые листы...

Увы, давно могу я не страшиться,

Что вдруг случайно забредешь и ты

На эти потаенные страницы...

Я, любящая, верная жена,

Всего однажды, да, всего однажды

Не то что охмелела от вина,

А задохнулась от смертельной жажды.

Но тут рассудок приказал: "Табу!

Ты не предашь единственного друга..."

И лишь прорезались на гладком лбу

Морщины, словно борозды от плуга...

* * *

Бежала от морозов — вот беда:

От них, должно быть, никуда не деться.

Сковали землю Крыма холода

И добираются они до сердца.

Я, как могу, со стужею борюсь —

Хожу на лыжах в горы,

А под вечер

Твержу, чтобы согреться, наизусть

Скупые наши, считанные встречи...

* * *

Ждала тебя.

      И верила.

              И знала:

Мне нужно верить, чтобы пережить

Бои,

  походы,

     вечную усталость,

Ознобные могилы-блиндажи.

Пережила.

     И встреча под Полтавой.

Окопный май.

Солдатский неуют.

В уставах незаписанное право

На поцелуй,

       на пять моих минут.

Минуту счастья делим на двоих,

Пусть — артналет,

Пусть смерть от нас —

                на волос.

Разрыв!

     А рядом —

          нежность глаз твоих

И ласковый

      срывающийся голос.

Минуту счастья делим на двоих...

* * *

Хорошо молодое лицо —

Жизнь еще не писала на нем,

И своим не пахала резцом,

И своим не дышала огнем.

Больно время его обожжет,

Так же, как обжигало и нас.

Пусть упрямым останется рот,

Не погаснет сияние глаз,

Но добавится что-то еще —

Станут тоньше, духовней черты.

С этой грани начнется отсчет

Настоящей мужской красоты.

Да, тогда лишь придет Красота,

И теперь навсегда, до конца:

Красота не пустого холста —

Обожженного жизнью лица.

* * *

Я люблю тебя злого, в азарте работы,

В дни, когда ты от грешного мира далек,

В дни, когда в наступленье бросаешь ты роты,

Батальоны, полки и дивизии строк.

Я люблю тебя доброго, в праздничный вечер,

Заводилой, душою стола, тамадой.

Так ты весел и щедр, так по-детски беспечен,

Будто впрямь никогда не братался с бедой.

Я люблю тебя, вписанным в контур трибуны,

Словно в мостик попавшего в шторм корабля, —

Поседевшим, уверенным, яростным, юным —

Боевым капитаном эскадры "Земля".

Ты — землянин. Все сказано этим.

Не чудом — кровью, нервами мы побеждаем

                                              в борьбе.

Ты — земной человек. И, конечно, не чужды

Никакие земные печали тебе.

И тебя не минуют плохие минуты —

Ты бываешь растерян, подавлен и тих.

Я люблю тебя всякого, но почему-то

Тот, последний, мне чем-то дороже других...

* * *

Я принесла домой с фронтов России

Веселое презрение к тряпью —

Как норковую шубку, я носила

Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,

Пусть сапоги протерлись — не беда!

Такой нарядной и такой богатой

Я позже не бывала никогда...

* * *

Кто-то плачет, кто-то злобно стонет,

Кто-то очень-очень мало жил...

На мои замерзшие ладони голову товарищ положил.

Так спокойны пыльные ресницы,

А вокруг нерусские поля...

Спи, земляк, и пусть тебе приснится

Город наш и девушка твоя.

Может быть в землянке после боя

На колени теплые ее

Прилегло кудрявой головою

Счастье беспокойное мое.

ДОЧЕРИ

Скажи мне, детство,

Разве не вчера

Гуляла я в пальтишке до колена?

А нынче дети нашего двора

Меня зовут с почтеньем "мама Лены".

И я иду, храня серьезный вид,

С внушительною папкою под мышкой,

А детство рядом быстро семенит,

Похрустывая крепкой кочерыжкой.

НАКАЗ ДОЧЕРИ

Без ошибок не прожить на свете,

Коль весь век не прозябать в тиши.

Только б, дочка, шли ошибки эти

Не от бедности — от щедрости души.

Не беда, что тянешься ко многому:

Плохо, коль не тянет ни к чему.

Не всегда на верную дорогу мы

Сразу пробиваемся сквозь тьму.

Но когда пробьешься — не сворачивай

И на помощь маму не зови...

Я хочу, чтоб чистой и удачливой

Ты была в работе и в любви.

Если горько вдруг обманет кто-то,

Будет трудно, но переживешь.

Хуже, коль "полюбишь" по расчету

И на сердце приголубишь ложь.

Ты не будь жестокой с виноватыми,

А сама виновна — повинись.

Все же люди, а не автоматы мы,

Все же непростая штука — жизнь...

В ШКОЛЕ

Тот же двор.

Та же дверь.

Те же стены.

Так же дети бегут гуртом,

Та же самая "тётя Лена"

Суетится возле пальто.

В класс вошла.

За ту парту села,

Где училась я десять лет.

На доске написала мелом

"X + Y = Z".

...Школьным вечером,

Хмурым летом,

Бросив книги и карандаш,

Встала девочка с парты этой

И шагнула в сырой блиндаж,

***
А всё равно меня счастливей нету,
Хотя, быть может, завтра удавлюсь...
Я никогда не налагала вето
На счастье, на отчаянье, на грусть.

Я ни на что не налагала вето,
Я никогда от боли не кричу.
Пока живу — борюсь. Меня счастливей нету,
Меня задуть не смогут, как свечу.

Ты — рядом
Ты рядом — и всё прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете.
Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете.

Мы — рядом, а ведь могли бы

Друг друга совсем не встретить…
Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете.
Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете.

Ты — рядом, а ведь могли бы

Друг друга совсем не встретить…
Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете.